КАК НАЙТИ СРЕДСТВО
Так как наша работа зависит, в основном, от большого количества несвязанных друг с другом фактов, наша заявка на звание врачей-ученых не может быть названа лучшей. Но с другой стороны, науке требуется больше, чем только причина, которая предоставленная сама себе погубила великое множество человеческих созданий.
Поскольку болезней плоти много, а искусство исцеления подвержено ошибочным идеям, то есть потребность в естественном законе излечения. Таком законе, на котором мы могли бы расположить фундамент систематического анализа, способствующего излечению. Закон подобия гармонично согласуется с общепринятой наукой, он укрепляет ее позиции, даже если многие и не видят этого. Он утверждает натуралистический взгляд на функции медицины, он рассматривает заболевание, скорее как состояние, а не как предмет, хотя последний может сопутствовать первому. Его применение учит проницательности, а также и лучшему прогнозированию. Таким образом, мы не должны оценивать эффекты гомеопатии с очки зрения аллопатических стандартов. Хотя возможностей для назначения существует множество, поводи значительно меньше. Обычная болезнь развивает свои признаки достаточно просто. Если эти признаки используются только для диагноза — это свидетельствует о бедности нашего взгляда, нигилизм приводит к разрушению надежды и означает и смерть. Гомеопатия совместно с другими науками стоит на пороге нового дня, который сметает все перед собой, требует полного знания и точности для того, чтобы мы поняли, что пришло время, когда в плавильном котле действия очистятся наши плоды. Современного нам человека не интересуют ваши идеи и взгляды, которые могут помочь. Для него, человека, хорошо знающего как диагностировать, но неспособного лечить, все это чрезвычайно смешно. Как часто эти люди входят в комнату больного, ставят исчерпывающий диагноз и затем беспомощно выписывают самую безосновательную из вероятностей, очень часто просто взятую из голо-Подобные вещи помогают возвыситься хирургии и принижают терапевтику, в основном, потому что первая предлагает четкий шанс и в ней отсутствует неуверенность последней.
Если рассмотреть причины, почему терапевтика основывается на таком непрочном фундаменте, очень скоро становится очевидным, что она больше всего страдает от хрупкости, присущей теории. Труды профессуры и патология мертвецкой висят мертвым грузом на ее шее и парализуют любое движение. Но постепенно нам становится ясно, что болезнь должна оцениваться только теми фактами, которые она сама порождает, независимо от каких-либо теорий и праздных размышлений. Этот способ — единственный, содержащий зародыши настоящего лечебного процесса, он может конкурировать с физиологическим назначением, которое облегчает, но, как мы знаем, не излечивает. Пока прилагаются усилия понять значение симптомов, я придерживаюсь мнения, что их истинное происхождение находится за пределами нашего кругозора. Но чем более точно мы запечатлеем каждую их деталь в нашем сознании и, соответственно, их оценим, тем лучше мы сможем лечить. Это включает значительно больше, чем просто утверждения пациента, о которых он не всегда и говорит, или энциклопедические знания симптомов, потому что их связь не всегда важна. Вот это и есть те связующие звенья, которые направляют наши результаты и контролируют наши методы.
К сожалению, мы до сих пор говорим, что подобные лекарства неплохи при этом или при том заболевании, потому что в определенном проценте случаев они способны как-то помочь. Может ли аргумент быть более односторонним и скособоченным? При этом персональный фактор, на котором базируется болезнь, и откуда она берет свое начало, не имеет никакого значения. Эти показные размышления, делающие болезнь реально существующей в полном смысле слова, являются ошибочными следствиями тщеславных поисков.
Поскольку структура ума расцвечивает идеи и искажает наши заключения, разум прилагает все усилия, чтобы начать с какой-то определенной зафиксированной точки, посыла. В применении к гомеопатической практике это выражается в локализации части тела, в которой нарушенное действие жизненной силы выражает себя, некое соприкосновение с диагнозом. Найдя локус болезни и выбрав препараты, которые имеют четкое избирательное действие на пораженную область или часть, мы получаем основу, из которой будут выработаны различные разветвления. Это первый и самый фундаментальный шаг в естественном анализе, из которого будут произведены все последующее.
Причинный фактор и модифицирующие влияния индивидуализируют болезнь и, следовательно, средство. Этим модальности помещены на второе место, потому что они не имеют отношения к локализации, но тем или другим способом управляют всеми симптомами. Они так же важны, как любой местный симптом, который может помочь и помогает в дифференциации.
Если локусы и условия возникновения очерчивают формы заболевания, то симптомы в целом описывают их восприятие. Их язык чаше идеографический, временами очень ясный, но в то же время очень гибкий и вариабельный, что оставляет много места для интерпретации. Они могут оказать большую помощь врачу или могут стать препятствием, поэтому мы их помещаем на третье место.
Прувинг не может считаться завершенным, пока мы не сможем определить локализацию каждого симптома, способ его существования, модальность и рассказать, какого рода ощущения он вызывает. Это тот фундамент, на котором должен основываться патогенез и его понимание.
Ганеман призывает обращать внимание на странные симптомы ( и основные, и сопутствующие), как на очень важные. Если при остром заболевании такое определение представляется простым, то при хроническом — наши знания проявлений миазмов достаточно фрагментарны, что затрудняет отделение индивидуальных манифестаций от общих.
Тенденция брать любой странный симптом в качестве единственного показателя для выбора препарата, без учета его относительной ценности, является ложным. Представляется целесообразным оценить данный симптом, определить то, насколько его
странность находится в гармонии с другими симптомами, что далеко не всегда делается. Не следует также все странные симптомы помещать в рамки данного патогенеза и наоборот.
Ценность симптомов определяется их взаимодействием с различными факторами, разделяющимися на внешние и нематериальные влияния. Этот пункт требует определенной дифференциации и глубокого понимания того, что относится к самому заболеванию, что относится к конституции, а что не является важным. Здесь не нужно упускать из виду, что природа пытается привлечь наше внимание к наиболее важным вещам, проявляя их в последнюю очередь, помещая их непосредственно у нас под носом, С поразительной искусностью она всегда апеллирует к нашим внутренним чувствам, она никогда не выдвигает грубых требований. Если мы хотим понимать ее, нам надо выяснить образ ее действий, а не разглядывать ре-
зультаты. Мы должны видеть больше, чем просто лихорадку или слабость, или боль, и в процессе этого понять то, каким образом opганизм ослабевает, и почему он не способен самостоятельно восстаноиить себя. Задача, безусловно, достаточно серьезная, но то, что мы выигрываем, глядя в микроскоп или исследуя трупы, настолько ничтожно по сравнению с тем, что она, будучи разрешенной, щедро вручает нам посредством симптомов и указаний. Она не кричит громким голосом: “Я хочу Aconit или Bryonia, потому что у меня лихорадка или ревматизм!”. Но она говорит на особом языке Aconit и Bryonia, требуя то, что ей требуется при помощи признаков определенных препаратов. Для того чтобы лучше выполнять свою работу, надо научиться читать эти знаки в наших пациентах, оставить диагнозы, по возможности, в стороне и посмотреть на наших пациентов через призму наших лекарств. Горе тем несчастным, у которых развилась катаракта или страбизм после гомеопатического лечения. Все было бы лучше, попади они в руки аллопатов или беспощадных хирургов. Количество зла, которое способен принести такой врач, вне всякой конкуренции и значительно перевешивает грехи сомневающегося в лечении. Он знает достаточно гомеопатию, чтобы испортить все, к чему прикасается, и достаточно аллопатическую практику, чтобы сделать из себя дурака.
Нас учили искать симптомы связанными в группы и, основываясь на их особенностях, находить similium для каждого случая. Это интересная и поучительная работа, в которой симптом достаточно общего характера может иметь, вследствие своих взаимосвязей и характеристик, исключительно важное значение.
Было замечено, что у большинства участников прувингов развиваются несколько основных эффектов, вокруг которых вращаются другие симптомы большей или меньшей значимости. Их набор представляет собой основу нашей Materia Medica, особенно, когда они составляют определенные группировки при клиническом применении. Соответствия (concordances) представляют собой сжатые перекрестные ссылки на подобные ассоциированные группы.
Хотя теоретически известно, что симптомы могут появляться в любой комбинации, тем не менее при остром заболевании они встречаются в совершенно определенном соединении с тем или иным признаком во главе, в зависимости от предрасположенности эпидемии или других влияний. Основной признак каждого случая накладывает отпечаток некого определенного типа на весь случай, как, например, желчности или кровоточивости и т.д. Когда мы выбираем средство, которое в своем действии и в порядке развития согласуется с представленным типом, мы говорим, что суть лекарства соответствует таковой болезни.
Хронические заболевания менее изучены и, следовательно, их комплексы симптомов не так хорошо определены. Во многих случаях их проявления изменяются по циклам и, если мы не дождемся прохождения полного кругооборота, то увидим только часть картины, и лечение будет тогда паллиативным или полностью бесполезным. Это особенно касается таких заболеваний, как подагра, малярия и прочих.
Сходные симптомы встречаются у различных лекарств. В наших реперториях они соединены в рубрики, представляющие невыразительное собрание препаратов, распределенных только по их относительной ценности. Лишь изредка лекарства, составляющие рифику, могут, вследствие их основных характеристик, навести на размышление и ничего более.
Механический выбор лекарств, обнаруживаемых во всех или большинстве рубрик, имеющих сильное сходство с симптомами пациента, широко применяется, однако он же стирает наиболее выразительные проявления с обеих сторон и, кроме того, даже при обращении за помощью к ментальным симптомам делает выбор приблизительным. Величие Ганемана значительно основывается на его способности выразить каждый симптом и процесс его естественным языком.
За любым телесным симптомом стоит действие сознания, которое, хотя это проявляется пo-разному, отражает больше, чем что-либо еще. Для правильного понимания и использования ментальные симптомы должны быть чаще всего переведены в соответствующие им эквиваленты и только достаточно редко могут быть представлены точными словами пациента. Взаимозависимость ментального и физического состояния так велика, что мы не можем избежать взгляда на них, как на единое целое. Более того, они часто проясняют каждый из симптомов.
Манеры и настроения, которые демонстрирует пациент, имеют гораздо большую значимость, чем те слова, которые мы слышим. Это то, что мы называем персональностью, что служит отличительным качеством. Это объективная аура, которой сознание окружает себя, истинный характер его действий, то, что заслуживает самого вмимательного изучения. Сознание, которое прячется за искусной речью, совсем не похоже на то, которое использует простой и решительный язык.
Не представляется необычным найти показания для одного и того же лекарства у целого семейства. Это не покажется странным, если мы вспомним, что там работают те же ментальные и физические- влияния, а кроме того, присутствует и такой факт как наследственность. При острых заболеваниях различия больше, но при рассмотрении конституциональной предрасположенности и миазматических эффектов отмечается их сближение.
Симптомы, принадлежащие самому пациенту, являются значительно более важными и превосходящими симптомы болезни. Задачей врача должно быть выявление связи между этими двумя типами симптомов с учетом их приблизительного времени появления и последовательности. Никаким другим способом нам не распутать то, что с первого взгляда представляется запутанным клубком.