— 21 —
Что фельдшера оставались здоровыми в те дни, в которые не принимали никаких порошинок, опровергает уже заранее возражение, которое правоверные гомеопаты вздумали бы почерпнуть из вымышленного последовательного действия их усиленных лекарств. Даже если бы они стали утверждать, что три дня принимаемыe потенцированные порошинки производят в течении следующих трех дней те же явления, то и тут собьются с толку, ибо три другие фельдшера (Иван Палкин, Николай Зиновьев и Ананий Васильев), приступившие к опытам 14 марта, принимали только в продолжении двух дней потенцированные порошинки, а четвертый, Михайло Едомский, только однажды, и несмотря на это они не переставали 16, 17 и 18 марта, по принятии простых порошинок, жаловаться на те же самые явления, какие они ощущали 14 и 15 марта; некоторые даже утверждали, что их тут еще сильнее разбирало. Д-р Гедекен стал далее подозревать, уж не потенцированы ли случайно и простые порошинки. По совести, я отвечал ему на это отрицательно. Но чтобы он в этом нимало не сомневался, попросил я его, оставив всю формальность, дать в моем присутствии свои простые порошинки фельдшерам другого отделения больницы, в котором мы на этот раз находились. Он исполнил это 18 марта над троими — никаких явлений! 19 марта повторил — никаких явлений. Итак, менее разительный способ опыта, а может быть и мое присутствие, успокоило этих фельдшеров в том, что д-р Гедекен не дает им какого-либо яду. Они стали даже так тверды, что при третьем опыте, когда д-р Гедекен давал им потенцированных порошинок, они совсем ничего не ощущали и тем доказали, что спокойствие души есть первое условиe для произведения важных наблюдений над собой и над другими.
Полагаю, что я по совести исполнил твое поручение, и благодарю тебя, что ты дал мне случай опытами укрепиться в собственном убеждении о ничтожности забавного гомеопатического мороченья, сумасбродства, которое тяготит наш век подобно эпидемическому сумасшествию. Кроме того, означенные опыты должны служить, по моему мнению, важным материалом для психологии человека и доказательством силы воображения на физические ощущения. Таким образом, мне бы нетрудно стало разделить характеры моих фельдшеров на классы по изъявленным ими ощущениям при опытах и обозначить из них теx, которые имеют в себе расположение к какой-либо болезни.
Р. S. 1. Излишним считаю дать тебе подробный отчет о втором ряде опытов, которые были сделаны по моему приказанию д-ром Гедекеном с 27 марта по 2 апреля над теми же фельдшерами. Могу тебя уверить, что результаты были те же самые, как и первый раз, с той только разницей, что теперь некоторые уже держались стороны флегматического Степана Карнеева и не ощущали ничего, принимая потенцированные или простые порошинки. То же было и с тем трусом, который услышав выстрел упал замертво, но убедясь мало-помалу, что он еще жив, сделался большим забиякой.
P. S. 2. апреля 4. Кстати получил я № 11 «Берлинской медицинской газеты», чтобы сообщить тебе из оной нечто относящееся до нашего предмета. Некто Лукс, желая также просиять своим огарком, написал книгу «О разительном поистине и счастливом успехе гомеопатического лечения больных животных», но он на этом не остановился, а выдумал изопатику, т.е. искусство вылечивать болезни собственным их произведением. Так, например, капля сильно потенцированной (дециллионная часть) носовой слизи скотины, падшей от чумы, излечивает падеж рогатого скота; такая же капля, взятая из чесоточного или сифилитического прыщика и проч., исцеляет чесотку и сифилис. Все сии мнения, выдаваемые за неоспоримую истину, послужили Берлинской ветеринарной школе поводом сделать над животными ряд изопатических и гомеопатических опытов, давших следующий результат: из всего обещанного ничто не подтвердилось, а только обнаружилось совершенное ничтожество всего, выхваляемого г. Луксом. Кроме того, над животными были сделаны опыты подобные тем, какие я делал над моими фельдшерами, и вот результат: лекарственное действие так называемых потенцированных гомеопатических средств есть решительное ничто, non-ens и non-sens. Поистине, эта была счастливая мысль испытать над здоровыми животными разжиженные и потенцированные лекарства, употребляемые в ветеринарном искусстве. Тут уж не было психических моментов, производящих болезненные ощущения и явления; скотина не была напряжена ожиданием последствий опытов и не могла обмануть ни себя, ни других. Тебе в поучение и в подтверждение полученных мной результатов, а вместе в наставление всем имеющим глаза видеть и уши слышать, выставлю я несколько таковых опытов над животными.
Семилетней совсем здоровой лошади накапано было на язык поутру натощак 2 августа 10 капель настойки ветреницы (Pulsatilla) в 10 степени разжижения. Корму дано через три часа пук травы, столько же после обеда и вечером. При тщательнейшем исследовании не было замечено ни малейшей перемены в здоровьи лошади ни в первый, ни в следующие дни. 4 августа дано ей 10 капель разжижения в 20 степени; 7 августа — 10 капель разжижения в 30 степени; 10 августа — 20 капель того же разжижения; 15 августа — 40 капель того же разжижения. От всех сих приемов не было замечено никакого действия. 2 августа дано было совсем здоровой собаке 10 капель 15 разжижения аконита с 2 драхмами перегнанной воды. Продолжая это средство до 26 августа, не заметили ни малейшего действия. Совсем здоровому шестилетнему рыжему мерину дано было 2 сентября натощак 10 капель 10 разжижения Nucis vomicaе, а через три часа несколько травы для корму. До 6 сентября не было замечено ни малейшего действия лекарства, а потому было дано лошади в этот день 20 капель, а 9 сентября 30 капель того же разжижения, а когда и эти приемы остались без действия, то дано было лошади 12 сентября, конечно столь же безуспешно, 20 капель жижицы в 30 степени. Здоровой собаке дано было 2 августа 10 капель Nucis vomicae в 24 степени разжижения с 2 драхмами перегнанной воды. Наблюдения деланы были до 28 августа, но не оказалось никакого действия. Нескольким собакам давали серу во 2-й и 3-й степени без всякого действия. 3 августа дано было пятимесячному здоровому козлу 10 капель настойки шпанских мух в 30 степени разжижения, но до 30 августа не произвело это средство никакого действия.
Твой Зейдлиц.
Доказательства Зейдлица не убедили Даля. «Друг и собрат мой, — писал он к кн.Одоевскому, — не признавая опытов моих довольно убедительными, приступил сам к опытам и напечатал и письмо мое к нему, и отчет опытов своих. Но последний, по моему мнению, также не совсем удовлетворителен, не беспристрастен. Подробный разбор всего этого был бы утомителен для вас, и кроме того, не повел бы ни к чему; словопрения в этом деле только отводят от меты, а не приближают к ней.
Положим, что действия гомеопатических приемов на здорового человека столь слабы и незначительны, что могут подвергнуться сомнению; положим, что этим путем трудно доказать то или другое; что предубеждение с обеих сторон видит в одном случае действие, где его может статься нет вовсе, а в другом не видит его там, где оно есть. Но неужели опыты над больными — где обстоятельства допускают опыты эти, и искусный гомеопат ручается за успех, которому больной верит и охотно предается воле гомеопата — неужели опыты эти, сколько-нибудь продолжительные, могут оставить еще неверующего в недоумении? Нет, этому я не верю. Отвергают только те, которые не наблюдали вблизи действия гомеопатов и лечение их; а кто видит и испытует сам, тот верит. Я приступил к опытам над больными.
С лишком четыре года прошло уже с тех пор, как переменил я вовсе род службы и самое звание свое; оставил, как говорится, врачебную практику и вовсе не занимаюсь лечением. Для меня, относительно выгод житейских, решительно все равно та ли, другая ли школа первенствует, а это, позвольте заметить, обстоятельство немаловажное. Нехотя, и даже может быть иногда без самосознания, люди упорно держались той или другой стороны потому, что она доставляла им не только способы существования, но довольство и избыток. Спрашиваю вас по совести: если бы я, как аллопат, жил в большом городе, в столице; знание мое и искусство было бы признано всенародно, и я проживал бы в честном избытке, пользовался бы достатком, любовью и уважением, — не нужен ли для этого необыкновенный дух, самостоятельность и правдивость, чтобы вдруг отказаться самовольно от всего этого, начать учиться снова, объявить, что я блуждал 10, 15 лет, сознаться в этом и сделаться гомеопатом? Будущность мне неизвестна. Не говоря о тревоге, которую произвел бы переворот этот по целому городу, о несносном внимании зевак и любопытных, которые будут мучить и терзать меня, доколе не обживусь я снова и новость не обратится в старину, не говоря об этом, я не знаю, добьюсь ли опять с новой школой своей прежней славы, чести и дохода? Все это пугает и стращает меня прежде, нежели я успею обдумать дело или, лучше сказать, я не хочу даже думать о нем, а остаюсь при своем, — и раздражаемый почасту похвалами, похвальбой и нападками гомеопатов, начинаю козырять и сам; дело надоедает мне, опостыло, опрoтивело и, согласитесь, я не могу уже быть судьей в собственном своем деле. Здесь лицеприятие неизбежно.
Итак я снова принялся на короткое время за практику с тем, чтобы испытать гомеопатические средства в болезнях. Здесь я убедился еще более и положительнее, что средства эти действуют, действуют иногда удивительно скоро, сильно и спасительно.
Arnica, будучи принята внутрь гомеопатически, обратила на себя полное внимание мое, как удивительно целебное средство при разных ушибах. У меня записано более двадцати таких наблюдений, из коих я совершенно убедился, что Arnica дейcтвует тут лучше и скорее пиявок, примочек и натираний.
В летучей ломоте (не в костоломе) Bryonia приносит скорую временную помощь, так что дeйствие средства неоспоримо.
Я встретил однажды в Новоселках (в деревне г. Балкашина) мальчика, который уже более года одержим был laryngitide chronica. Он потерял голос вовсе, так что даже и шепотом не мог уже говорить внятно. Один прием Spongiae tostae возвратил ему голос через ночь. Свидетелем был, между прочим, и сам г. Балкашин. Но на что я привожу свидетелей? Если захотят подозревать меня в подлоге, то свидетели могут подвергнуться тому же подозрению; если же скажут: я ошибался, видел дело не так, как оно было, то вместе со мной могли ошибаться и свидетели.
У одной женщины показалось затвердение в правой груди. Один прием Carbоnis animalis разрешил вполне затвердение это, и в тоже время произвел замечательное действие — pruritum in partibus genitalibus на несколько дней. Женщина не знала, что приняла, не знала чего ожидать, а между тем описанное явление должно было следовать приему.
Spongia tosta оказывает весьма заметное действие на зоб. Это испытал я несколько раз.
Silicea, в волосе, ногтоеда (panaritium) испытана мной раз восемь, и каждый раз с явным и разительным успехом. Больной палец только обмывался раз или два в день летней водой; пластыри, припарки и примочки были удалены. Боль, краснота и опухоль всей руки, иногда выше локтя, проходили обыкновенно в одни сутки; здеcь не только чувство больного, но и наблюдение постороннего человека убеждало в действительности средства.