— 148 —
Но прежде необходимо напомнить, что «опыт» равносилен «исследованию», «опытные науки» ничем не отличаются от нынешних «индуктивных наук». То, что мы теперь называем «опытом», прежде определяли словом «эмпиризм». Вместе с тем, следует припомнить различные медицинские системы, из которых в представлении врачей удержались только составные части, и иметь в виду учение натуральной философии, достигшей в то время своего полного процветания.
«Врачи мне братья по человечеству; против них лично я ничего не имею. Врачебное искусство — вот мой предмет».
«Дело в том, что нужно исследовать, откуда было почерпнуто существовавшее до настоящего времени врачебное искусство во всех его частях, исключительно ли из головы, самообмана и произвола, или же из природы».
«Если оно только продукт умозрительных лжемудрствований, самовольных узаконений, устаревших наблюдений и произвольных предположений, извлеченный из многоразлично понимаемых явлений, то оно есть и останется ничем, хотя бы оно существовало тысячелетия и было увешано привилегиями королей и императоров всего земного шара».
«Истинная медицина по своему существу есть чисто опытная наука, а потому она может и должна придерживаться только одних фактов и входящих в круг ее деятельности чувственных явлений, так как все предметы, которыми она занимается, явно и в достаточной степени даются ее чувственному пониманию опытом; познание болезни, подлежащей излечению, и познание действия лекарств и способа применения изученных лекарственных свойств к изгнанию болезней, всему этому единственно и вполне достаточно научает опыт; ее предметы могут быть извлечены только из чистых наблюдений и опытных фактов, и она не имеет права ни на один шаг выступать из круга чистых и внимательно изученных наблюдений и экспериментов, если не желает превратиться в ничтожный обман».
«Но уже нижecлeдyющие краткие неопровержимые рассуждения могут доказать, что все до сих пор существовавшее искусство врачевания внутренних болезней во всех своих частях есть в высшей степени бессмысленное, нецелесообразное и совершенно
— 149 —
ничтожное создание, несмотря на то, что за неимением лучшего оно в течение двух с половиной тысяч лет имело миллионы приверженцев среди самых честных врачей».
«Один разум сам по себе (a priori) ничего не может распознавать, а также из себя самого развивать понимание сущности вещей, причины и действия; все его изречения о реальностях должны всегда основываться на восприятиях органов чувств, на фактах и наблюдениях, если он желает раскрыть истину. Если же он в своей деятельности удаляется хоть на один шаг от чувственного восприятия, то он находится уже в бесконечной области фантазии и произвольных предположений, матери пагубного заблуждения и безусловного ничтожества».
«Поэтому в здравых опытных науках, в физике, химии и врачебном искусстве, исключительно умозрительный рассудок не может иметь никакого голоса; действуя один и превращаясь именно вследствие этого в пустые предположения и фантазию, он порождает только странные гипотезы, которые в миллионах случаев являются самообманом и ложью и по своему существу не могут быть ничем другим».
«По настоящее время это было превыспренное морочение так называемого теоретического врачебного искусства, в котором умозрительные понятия и затейливость предположений построили множество высокомерных научных систем, служивших исключительно для обнаружения того, что грезилось каждому из их основателей о вещах, недоступных для познания и непригодных для исцеления».
«Из этих высоких систем, паривших за пределами всякого опыта, медицинская практика не могла извлечь ничего полезного для настоящего лечения. А потому она смело шла к постели больного по своему собственному пути, руководствуясь обычными предписаниями своих книг, сообразно тому, как думали о лечении, и вслед за примером своих практикующих руководителей, не заботясь, как и эти последние, об указаниях естественно-научного опыта и о действительных основаниях своих действий и удовлетворяясь карманной книжкой рецептов — ключом к удобно установленной практике».
«Здравый, изъятый от предрассудков, добросовестный взгляд
— 150 —
на это чудовище легко усматривает, что так называемое до сих пор врачебное искусство было только научно звучащим изделием, которое от времени до времени, как шапка Геллерта в басне, лишь изменяется по новомодной системе, но в глубине своей сущности лечения остается все тем же слепым и нецелесообразным образом действий».
«Опытной медицины, согласной с законами природы, не существовало. В прежнем врачебном искусстве все противоречило опыту и было каким-то искусственным произведением и выдумкой, облеченной в вероятность».
«Объект лечения (болезнь) создавался в патологии произвольно. Своевольно определяли, какие должны быть болезни, а также число, вид и род этих последних; достаточно подумать, что все существующие болезни, проявляющиеся у человека, подвергнутого тысяче различных условий и отличающиеся таким бесконечным разнообразием свойств, что невозможно определить заранее всех могущих произойти изменений, патолог обрезывает так ловко, что из них выходит только горсть им самим выкроенных болезней».
«Болезни определялись очень хитроумно умозрительным путем и получали отвлеченную подкладку, причем точкой опоры служил не опыт (да и как мог ясный, чистый опыт подтверждать такие фантастические грезы?) нет! но полагались на мнимое постижение сущности вещей и невидимого жизненного процесса (что совершенно недоступно для простых смертных)».
«Чтобы установить хотя что-нибудь относительно орудий лечения силу каждого из лекарств в Materia medica, отвлеченно исходили из физических, химических и других разнородных точек зрения, а также из обоняния, вкуса и внешнего вида, в особенности же щедро из самых нечистых наблюдений у постели больного, где в сумятице болезненных симптомов, при неудовлетворительно описанных случаях болезни, употреблялись только одни смешанные рецепты; подумайте! невидимо скрытое во внутреннем существе лекарств и в чистом и настоящем виде никогда иначе, как из действия на здорового человека не обнаруживаемое динамическое свойство их производить изменения в состоянии здоровых людей, своевольно определялось без вопрошения
— 151 —
и выслушания лекарств на этом единственном пути чистого опыта».
«Все то, что умственно отделили от лекарств, что о них думали, предполагали и выдумывали, терапия учила применять, опираясь на так называемые основные причины болезней или на отдельные симптомы этих последних по принципу противоположности (contraria contrariis), согласно мнению артиста в области гипотез, Галена, и наперекор природе, и считали такую науку чрезмерно основательной, если могли ссылаться в пользу ее на знатные авторитеты».
«Все эти противоестественные человеческие постановления были окованы всевозможными нелогичными, ошибочными выводами и при помощи благородного искусства деления, подразделения и приведения в таблицы, были втиснуты в согласную школьным правилам форму и вот! искусственно высиженное изделие, врачебное искусство, явилось как вопиющее противоречие опыту и природе здание, составленное только из одних мнений, возведенных головами, измышлявшими тысячи различных предположений и мнений и которое во всех своих частях является полным ничтожеством, достойным сожаления, самообманом, как нельзя более способным подвергнуть человеческую жизнь опасности посредством слепого, не соответствующего цели, лечения; искусство, многократно осмеянное мудрейшими людьми всех столетий и преданное поруганию за то, что оно выдавало себя не за то, что было, и не давало того, что обещало».
«Но при трезвом, изъятом от предрассудков размышлении, можно легко убедиться, что правильный взгляд на подлежащий лечению болезненный случай, определение действительных лекарственных сил, применение этих последних к каждому болезненному состоянию и надлежащая величина приемов; одним словом, истинная врачебная наука, взятая в целом, никогда не должна была и не могла быть произведением самодовольного умствования и обманчивых мнений, но что все необходимое для нее, все материалы и законы для ее применения можно извлечь только из чувственно воспринимаемой природы, из внимательных, добросовестных наблюдений и возможно чистых экспериментов и больше ниоткуда, поэтому и должны быть здесь
— 152 —
тщательно отыскиваемы без искусственной примеси произвольных мнений, как того требует высокое значение драгоценной человеческой жизни».
«Пусть решат другие, удалось ли мне при помощи добросовестных ycилий найти этим путем настоящую врачебную науку».
———————————————————————————
Огромное различие, отделявшее Ганемана от позднейшей естественно-исторической школы он выражает сам одним-единственным маленьким словечком, состоящим только из одной буквы. Это словечко есть союз «и». Ганеман говорит о «химии, физике и врачебной науке»; та же говорила: врачебная наука есть прикладная химия и физика, и ставила медицину на высоту обеих этих наук.
Еще бóльшую противоположность между Ганеманом и этой постепенно крепнувшей школой представляло его учение о динамизме. В течение первых десятилетий его научных трудов и исследований он исходил только из материалистических понятий, впоследствии же и мало-помалу он стал принимать динамические воззрения, причем эти пoслeдние выработались в нем как следствие его учения о составлении лекарств.
Химические и физические изменения болезни были для него следствием болезненно измененной жизненной силы. «Болезни следует понимать как динамические изменения жизненного свойства нашего организма, а потому их следует излечивать при помощи сил (потенций), производящих динамическое изменение». Далее: «Болезни не зависят ни от какого-либо вещества, ни от каких-либо острых соков, то есть ни от какой болезненной материи, но они являются исключительно духовными расстройствами духовной жизненной силы, оживляющей человеческое тело»1. Затем: «А потому принимать болезнь, не составляющую достояния xирyргии, за нечто отдельное от живого и целого организма и оживляющей его силы, за нечто внутренне скрытое, хотя бы и представляемое себе из тончайшего материального вещества — нелепо» (ib. S. 85).
———————————————————————————
1 Organon 5 Auflage S. VII.
— 153 —
Сила без материи немыслима. Присущая организму жизненная сила, отрицаемая господствующим направлением, вследствие этого должна была бы быть связана с веществом, хотя бы и бесконечно тонко размельченном на малейшие частицы.
В 20-х годах настоящего столетия во Франции среди медицинских исследователей раздался лозунг, который с 40-х годов мало- омалу нашел отголосок и в Германии; он гласил: «локализировать», отыскивать местонахождение болезни! Ганеман же находил, что большинство болезней ничто иное, как всеобщее заболевание всего организма. Таким образом, общее течение, которому мы многим обязаны, уклонялось от его точки зрения.
Но окончательное отделение Ганемана от всеобщего направления довершилось появлением в 1828 году его «Хронических болезней, их отличительного свойства и гомеопатического лечения». Ганеман в течение многих лет, как он говорит, неустанно размышлял о том, в чем искать причину наследственности болезней; отчего происходит, что один имеет расположение к накожным, другой к легочным, нервным, желудочным и пр. болезням, почему хронические болезни часто оказывают такое упорное сопротивление по-видимому вполне удачно выбранным мерам. Учение об охранении здоровья не дает удовлетворительного объяснения. Пустая фраза: «Это наследственно», «Это расположение к болезни», которой тысячи врачей поверхностно объясняли и еще объясняют этот важный вопрос, не удовлетворяла его пытливого ума. Он хотел доискаться чего-нибудь более осязательного и, конечно, это было очень похвальное стремление. Мы видели выше, какие в то время существовали мнения о «чесотке» и о ее последствиях. «Чесотка» была диагностическим понятием, далеко выходившим за пределы нашего теперешнего понятия о чесотке — Scabies. Ганеман любил историю медицины и охотно изучал медицинских авторов. При этом он нашел, что наиболее частой причиной хронических болезней является «псора» или «чесоточное худосочие», в доказательство чего он наполнил 13 страниц цитатами, между которыми встречаются такие имена, как Фр. Гофман, Морганьи, И. Фр. Гмелин, Гундертмарк, Л. X. Юнкер, Соваж, Е. Гагендорн, Лентилиус, Рейль и многие