— 372 —
ему 25 гран рвотного винного камня. Если гомеопат утверждает, что это было гомеопатическое лечение, то из этого следует его незнание истории гомеопатии — и более ничего.
Следует второе и последнее доказательство позорной сложной смеси Ганемана: в 1797 г. этот последний, согласно сообщению «биографического памятника», перевел без подписи «Ветеринарное искусство» англичанина Таплина. Карш описывает предварительные заметки, где идет речь о «новых улучшениях» и более старых дурных способах лечения. В самой книге находятся несколько длинных рецептов. Теперь Карш восклицает: «Как мог Ганеман восхвалять свету как новый способ лечения… это вполне антигомеопатическое изделие с такими териачными рецептами! В том-то и дело, что он не был гомеопатом». Хотя это и прекрасно сказано, но Карш забывает прибавить к этому, что предварительные заметки написаны не Ганеманом, а самим Таплином и что, следовательно, Ганеман во всей книге ничего не восхваляет, во всей книге не делает ни одного примечания, а только переводит.
Таким образом, доказывает Карш, Ганеман восставал против сложных смесей также вопреки своему убеждению и образу действий на практике.
Далее Карш наставляет своего читателя: «Если гомеопаты выставляют великого Гуфеланда почитателем Ганемана, то они забывают заметить при этом, что Гуфеланд в 1831 г. напечатал особое сочинение «Die Homöopathie. Berlin. Reimer. 44 S.», в котором высказывает суждение, что новое в ней не хорошо, а хорошее не ново, и что на нее следует смотреть, как на могилу науки». Этим исчерпывается критический разбор Карша этой книги. Пусть сравнят это с изложенным выше на стр. 219 и 224 и с предисловием, или еще лучше пусть прочтут сочинение Гуфеланда, чтобы познакомиться с аллопатическим способом ведения борьбы.
Из описания характера Ганемана видно, как симпатично он смотрел на семейную жизнь, с какой любовью относился к жене и детям. О первой он всегда говорит с уважением и почтением, хотя Брунов и рассказывает о ее властолюбивых выходках. Если Ганеман, несмотря на это, всегда вспоминает
— 373 —
о ней с любовью, то это показывает его благородный образ мыслей и, конечно, достойно похвалы.
Карш высматривает, нельзя ли и в этом найти порицание противнику. Принимая во внимание замечание Брунова, он говорит на стр. 108: «Улучшившиеся обстоятельства могли изменить характер г-жи Ганеман; выскочки часто делаются тщеславны, высокомерны и надменны. Сам Ганеман говорит с величайшим уважением о своей супруге. В написанной им самим в 1791 г. в Лейпциге собственной биографии, он, например, говорит: «Четыре дочери и один сын, вместе с моей супругой, составляют усладу моей жизни». Конечно, а горчица и испанский перец придают ей пряность!».
Вот характеристика человека, который призван для того, чтобы быть советником в государстве и способствовать обучению юношества.
———————————————————————————
В 1876 году восстал проф. Юргенсен в Тюбингене1. «Знание есть сила, — так начинает он, — кто в настоящее время подходит к постели больного, тому уже более не нужно отступать и робеть… Именно в только что истекших десятилетиях заключается медленно созревающий плод: врачебная наука, многократно доведенная до зрелости при свете науки».
В 1826 году, следовательно ровно 50 лет ранее, противник Мюкиш, также директор большой больницы, в вышеуказанном месте начал так: «Медицина, эта высокая наука, бесспорно достигла в девятнадцатом столетии такой степени совершенства, с которой она чрезвычайно уверенно и благодатно охраняет жизнь поколений и защищает от преждевременной смерти, причиняемой бесчисленным полчищем болезней».
И Мюкиш сильно пускал кровь, даже детям, и давал рвотные и слабительные, как будто нужно было вычистить паровую трубу.
Юргенсен при воспалении легких дает хинин до 5 грамм (80 гран) и более, а хлоралгидрат до 8 грамм (128 гран),
———————————————————————————
1 Die wissenschaftliche Heilkunde u. ihre Wiedersacher. Sammlung klin. Vorträge Nr 106 S. 879 u. 916.
— 374 —
и даже грозит, что увеличит еще более дозу хинина, если лихорадка окажется упорной. Рядом с этим передаются наблюдения в аллопатической литературе, что даже от нескольких граммов хинина появлялись слепота и глухота с разрушительными процессами в барабанной полости и лабиринте, а от 2-5 граммов хлоралгидрата большая опасность для жизни и смерть являлись «плодом врачебного искусства при свете науки».
«Что для наших внуков будет достижимо то, что для нас осталось недоступным — в этом служит надежной порукой развитие терапии». Можно почти опасаться, что внуки будут также осторожно относиться к наследству Юргенсена, как они отчасти уже отнеслись к Мюкишу.
«Если врач должен выслушивать от посторонних, что такое гомеопатия, — полагает Юргенсен, — если он знает об ней только то, что она хочет излечивать бесконечно малыми приемами лекарств, то едва ли он будет в состоянии научить лучшему знакомого с системой Ганемана неврача.
Что из этого еще следует дальше — сюда не относится. Значение врача, благодаря такому неведению, наверное не увеличится, и его положение, конечно, не упрочится».
Чтобы помочь этому всеобщему злу, Юргенсен дает соответствующие наставления.
По мнению Юргенсена, в гомеопатии нет ничего хорошего ни для развития медицины, ни для врачебного дела, она собственно совершенная нелепость. Она ничего хорошего не дала, ничего хорошего не дает и в будущем не принесет никакой пользы науке. Она имеет только одно назначение — подвергнуться расчистке на поле науки, подобно сорным травам.
Чтобы забавить своих читателей, он берет из сочинений Ганемана отдельные кажущиеся ему особенно шероховатыми предложения, передает их своим читателям и восклицает: смотрите! Можно ли жить с этими людьми под одной кровлей? О нет! Этого не потерпит наука.
Так как аллопаты постоянно находят особенное удовлетворение в том, что опровергают отдельные нелепости теории Ганемана нашим теперешним знаниям, то мы многократно объявляем, что он сам не придавал никакого веса своим попыткам
— 375 —
объяснять свое открытие, и с ударением говорил: «Я стою только за что, а не за как».
Уже первые приверженцы Ганемана отказались от этих заблуждений и теорий; так, например, К. Геринг1 пишет: «Все считают меня учеником и приверженцем Ганемана, и я объявляю, что принадлежу к тем лицам, которые ему неизменно преданы и восторженно преклоняются перед его величием; но, тем не менее, я также объявляю, что со времени моего первого знакомства с гомеопатией (1821) и до сих пор я еще никогда не принимал ни одной теории «Органона» в том виде, как они там изложены».
Юргенсена с различных сторон наставляли на истинный путь, между прочим это сделал и Губерт2. Мы передадим здесь лишь кое-что для характеристики аллопатического способа ведения борьбы. Юргенсен пользуется суждениями профана, занимающегося гомеопатией, чтобы очернить эту последнюю, но не прибавляет к этому, что в большинстве случаев сами врачи-гомеопаты отвергают такие суждения.
Юргенсен передаст своим сотоварищам следующую «истину»: «В похвалу Ганеману говорили, что он первый указал на необходимость исследовать действие лекарств на здоровых. По его собственному мнению, эта заслуга принадлежит Альбрехту фон Галлеру».
Какое незнание или извращение фактов заключается в одном этом изложении! Уже одна эта фраза дает ясный в меткий ответ на вопрос: какие цели преследовал Юргенсен в своей работе? Были ли они честны, были ли они достойны?
Так называемая изопатия возникла лет 50 тому назад; гомеопаты, как корпорация, вообще никогда ею не занимались. Лишь единичные голоса говорили за нее, причем они совершенно справедливо указывали на ее сходство с прививанием коровьей оспы, которое было введено аллопатами на основании таких же принципов, и теперь большей частью всеми применяется.
———————————————————————————
1 Archiv für hom. Heilkunst. Bd. 16. Heft 2. S. 92.
2 «Audiatur et altera pars». Wien. 1877.
— 376 —
Юргенсен, разумеется, изображает эту «изопатию» возможно невыгодно и прибавляет, что она введена «недавно». Это «недавно» снова довольно ясно показывает намерение, которому должно служить это сочинение. Уже около 40 лет, как замолкли и те немногие врачи-гомеопаты, которые сначала защищали изопатию.
Юргенсен1 уверяет своих читателей, что такие нападки не что иное, как «просто взятое из источников описание».
Каждый отдельный аллопат своим оспопрививанием более применяет изопатию, чем все врачи-гомеопаты взятые вместе за 50 лет, а именно с тех пор, как «изопатия» появилась на свет.
На основании одного отчета пештской гомеопатической клиники Юргенсен доказывает, что результаты гомеопатии не дали никаких терапевтических преимуществ, но при этом пропускает подробно изложенные в источнике условия и обстоятельства болезни при тифе, а они именно выставляют результаты совершенно другими, чем их изображает Юргенсен.
В своем «Лечении воспаления легких»1 он находит, что четырехсот пневмоников мало для суждения о терапии, а в этом случае достаточно 306-и пневмоников, 68 тифозных и пр., чтобы составить суждение о гомеопатических результатах.
Юргенсен перелистывает «Органон», и вот в конце находит также несколько, хотя и беглых замечаний Ганемана о месмеризме. Прекрасно! Ведь этим превосходно можно воспользоваться! Повесим на Ганемана еще и животно-магнетический плащ. Теперь осветим еще месмеризм в самом ярком свете шарлатанства! Так! Теперь мистик Ганеман готов.
Как ни хороши были намерения господина Юргенсена, в какой степени он не заслуживал бы похвалы, воздаваемой ему аллопатами, его все-таки постигла неприятная участь. В 1876 г. месмеризм считался еще мистицизмом, вздором, глупостью и т.п. Поэтому Юргенсен мог еще печатать курсивом: «Законы природы не имеют никакой действительной силы для магнетического состояния».
———————————————————————————
1 l. c. St. 890.
2 Sammlung klin. Vorträ V. Volkmann Nr 45 St. 349.
— 377 —
За год перед тем Вирхов1 еще называл его «лжеучением». Но нужно было, чтобы три года спустя датскому «магнетизеру» Ганзену пришла в голову несчастная мысль предпринять «артистическое путешествие» и по Германии. Затем, нужно же было, чтобы немецким профессорам медицины вздумалось подражать магнетическим фокусам и, что еще хуже, чтобы они достигли при этом успешных результатов, писали об этом книги, выходившие многочисленными изданиями, а в медицинских журналах рекомендовали магнетизм как целебное средство; но что было всего хуже, это то, что на первом медицинском конгрессе в Висбадене обсуждалось, без всяких возражений, существование месмеризма, а также и вопрос о его терапевтическом применении, и Юргенсен присутствовал при этом и слушал и молчал. Юргенсен, конечно, не мог знать, что Ганзен уже укладывал свой чемодан, когда он, Юргенсен, выступил в поход.
Если даже мы совсем не примем во внимание поразительные успехи датчанина Ганзена, то во времена Ганемана едва ли нашелся бы хоть один врач, так много писавший о медицине и при этом так редко упоминавший о целебной силе месмеризма, как Ганеман. Ганеман предписывал его очень редко, и занимался ли он им сам когда-либо, достоверно неизвестно и очень неправдоподобно. А все-таки во времена Ганемана месмеризм признавали научным, несмотря на то, что им беспорядочно злоупотребляли. Издавались многие газеты, посвященные жизненному магнетизму; так, например, «Das Magnetische Magazin für Niederdeutschland». Bremen. 1787 и 1788, о котором был дан невраждебный отзыв в «Медицинском журнале» проф. Балдингера; затем «Archiv für Magnetismus und Somnambulismus». Strassburg. 1787 и 1788, надворного советника профессора Бекмана в Карлсруэ. Профессора Эшенмейер, Казер и Нассе издавали «Archiv für Thier-magnetismus». Leipzig. 1817-1824, а проф. Вольфарт (Wolfart) берлинского факультета издавал «Jahrbücher für den Lebensmagnetismus». Leipzig. 1818-1822. А. фон Гумбольдт писал2: «Я бы хотел напомнить здесь и о возможно
———————————————————————————
1 Heilkräfte des Organismus. S. 10.
2 Versuche über die gereizte Muskelfaser. Posen. und Berlin. 1797. Bd. I. S. 225. u. 226.