— 420 —
Открытый им при помощи неутомимых добросовестных исследований и усидчивого труда неслыханный способ приготовления лекарств служил постоянным предметом насмешек, и им усердно воспользовались для того, чтобы надеть на него дурацкий колпак.
Отдельные даже озлобленные противники в начале еще не осмеливались называть Ганемана шарлатаном. Они еще сохранили некоторую способность рассуждать и понимали психологическую невозможность, чтобы человек, который в течение более 20 лет давал осязательные доказательства своего неусыпного трудолюбия, своего серьезного ревностного стремления к истине, которого самые лучшие люди публично уверяли в своей дружбе, вдруг сделался бы пошлым шарлатаном и в последующие 40 с лишним лет своей жизни мог бы исключительно заниматься тем, чтобы самым гнусным образом обманывать страждущее человечество, ищущее у него помощи в несчастии. Этот разряд противников по крайней мере действовал последовательно и рассказывал про своего врага, что он сделался слабоумным.
Но мало-помалу прежние заслуги Ганемана стали исчезать в заботливо охраняемом забвении, так что можно было смело начать выставлять его посредством извращений и искажений плутом, обманщиком и шарлатаном. Его приверженцев постигла та же участь. «За такие нападки на врачей я вполне отплатил ему, и если в нем еще не совсем заглохло чувство правды, то он должен сознаться, что по крайней мере в этом отношении я постиг вполне дух его учения, similia similibus curantur, и поступил с ним на основании чисто гомеопатических принципов», — восклицает с удовлетворенным чувством мести один страстный противник Ганемана и защитник кровопускания даже против угрожающей чахотки1.
Аптекари, видевшие в гомеопатии подрыв своего существования, усердно помогали аллопатам и ревностно дали гомеопатии название «шарлатанства». Однако это нисколько не мешало их стремлению распространить свои исключительные привилегии и на гомеопатию.
———————————————————————————
1 Simon, Geist der Hom. Hamburg. 1833. S. VIII.
— 421 —
К этому прибавилось еще сильное развитее медицинских вспомогательных наук и «естественнонаучной» школы, которое как бы усилило противоположность гомеопатического направления и породило мысль, будто гомеопатия препятствует естественнонаучному развитию медицины.
Университетские преподаватели, занимавшиеся гомеопатией, были затеснены, и молодым врачам систематично внушалось сильнейшее отвращение ко всему, что было связано с гомеопатией. Многочисленные противники во всеуслышание и неутомимо провозглашали во всех органах, служивших большинству, что это учение глупость и обман.
Гомеопаты же разрабатывали свое учение, и хотя они и писали многочисленный возражения, в которых доказывали действительную сущность своей терапии, но упустили изложить истинную и правдивую историю развития гомеопатии и по мере сил дать ей самое широкое распространение, чтобы таким образом опровергнуть грубые извращения, которые, переходя из уст в уста, из одной книги в другую, все болеe и более разрастались и со временем достигли чудовищных размеров.
До сих пор каждому отдельному противнику можно было неопровержимо доказать извращение фактов или заблуждение, одним словом незнание и неправду в его изображении гомеопатии. В этом отношении нет ни одного единственного исключения.
Большинство противников со страстным легкомыслием забрасывало грязью Ганемана и гомеопатов, и в настоящее время цель их заключается в том, чтобы выставить гомеопатию как гору грязи.
Поэтому только случайность дает возможность тому или другому врачу познакомиться с сущностью гомеопатии в ее истинном свете, причем он с изумлением видит, какими баррикадами загородили аллопаты доступ к истине. Если затем он убеждается в величайшем заблуждении противников и погружается с удесятеренным рвением в исследование сути нового учения, и если он, все более и более постигая истину этой терапии, обладает достаточной энергией, чтобы открыто выступить в ее защиту, то немедленно со всех сторон его подвергают
— 422 —
сильнейшим преследованиям, даже и в том случае, если бы ранее он достаточно доказал честность своих стремлений; его изгоняют из общества врачей и избегают, как зачумленного; он совершил уголовное преступление и его предают сожжению.
———————————————————————————
Подобные, конечно, довольно удивительные обстоятельства, заставляют нас рассмотреть подробнее университетскую терапию, чтобы убедиться, действительно ли настолько неблаговиден образ действия тех, которые недовольны этим лечением больных и ищут чего-нибудь лучшего.
— 423 —
ПРИЛОЖЕНИЕ
Нынешняя университетская медицина
В Германии умы врачей, занимавшихся естествоиспытанием, еще были объяты туманом натуральной философии, когда в Англии и во Франции уже вполне утвердился индуктивный способ исследования. В Англии Джон Гёнтер (John Hunter) (1728-1793) при помощи разумных исследований открыл особенно много естественнонаучных фактов, и главным образом в учении о воспалении пытался доказать, что болезненные явления подчинены физиологическим законам.
Во Франции Биша (Bichat) (1771-1802) был одним из первых, который хотя и не освободился еще от неосновательных теорий, но тем не менее старался направить врачебное исследование на путь фактов и «дал врачебному мышлению анатомическое основание». «Наблюдать природу, собирать большое число фактов, принять за принцип их совокупность… кто из нас свернет с этого пути?». «Что такое наблюдение, — говорит он далее, — если мы не знаем, где именно находится локализация болезни?».
Среди клинических преподавателей Бруссе (Broussais) (1772-1838) был одним из первых, который стремился локализировать болезнь и свести ее к анатомическим изменениям. При этом он впал в односторонность, приписывая большинство болезней воспалению, желудочно-кишечному катару и пр., против которых он выступал с кровопусканием и пиявками, чем он при содействии своих учеников и приверженцев отправил на тот свет тысячи людей, а под конец и самого себя.
Развивавшаяся в это время «анатомическая школа» очень основательно принялось за дело. Те болезни, для которых в
— 424 —
трупе не могли найти анатомического субстрата, как например для невралгии, просто-напросто вычеркивались. Постукивание и выслушивание было основано Корвизаром (Corvisart) и Леннеком (Laeunес). Koрвизар применил постукивание Ауенбруггера, а Пиорри ввел плессиметр; Леннек изобрел и научил применять стетоскоп. Этот последний уже был почти всеми признан во Франции и Англии, когда в Германии применение этого способа исследования было еще весьма ограничено1.
Новейшая венская школа пересадила французское направление в Германию. Рокитанский, «праотец новейшей немецкой медицины», как его называли до признания клеточной патологии, способствовал распространению и развитию патологической анатомии, а Шкода (Skoda) и другие развивали и преподавали физические методы исследования.
Таким образом, прекрасно видели все изменения, которым подвергались болезненные процессы; но, какая причина вызывает их? Где ее исходная точка?
Повод к патологическим процессам искали в неправильном смешении соков. Но в чем состояли эти химические изменения? До этого еще нужно было добиться. Объяснения этого не нашли, а потому и не было терапевтической точки приложения. Это было время нигилизма, когда считалось «научным» смеяться над целебной силой лекарств.
Что же касается развития патологических уклонений, то в 50-х годах и позднее еще верили в свободное образование клеточек из свободной бластемы на бесструктурном основании, в то время, когда в остальной области естествоиспытания произвольное самозарождение (Generatio aequivoca) уже было отвергнуто. При появлении болезненных процессов выдающееся значение имеет экссудативная теория.
Натуральная философия построила из болезни особый организм, который некоторые приверженцы снабдили по-своему корнями, находящимися в теле и, по их мнению, разрастающимися
———————————————————————————
1 I. H. Kopp. Aerztliche Bermerkungen, veranlasst durch eine Reise in Deutschland and Frankreich, Frankfurt a. M. Also A. Mühry, Darstellungen und Ansichten zur Vergleichung der Medicin in Frankreich, England und Deutschland. Hannover, 1836.
— 425 —
и процветающими в нем. Между тем, благодаря натуральной философии начали усердно разрабатывать естественные науки, при чем французское направление имело также некоторое влияние.
Кизер, Ф. фон Вальтер, Деллингер были приверженцами натуральной философии, а учеником этих двух последних был Шёнлейн. Шёнлейн основал «точное клиническое исследование», Иоганнес Мюллер дал физиологии более широкое и твердое основание.
Учеником Шёнлейна и Мюллера был Вирхов. Учение его, переданное насколько возможно его собственными ясными словами, может быть представлена в следующей выдержке:
Человеческий организм состоит из простых маленьких частиц, называемых клеточками, которые опять таки могут быть рассматриваемы, как элементарные организмы, потому что каждая из этих клеточек опять таки самостоятельна и самодеятельна, и ее сила основана в ее собственном строении.
Поэтому человеческое тело не представляет единства в строгом, вещественном смысле слова, но является множественной единицей, чем-то вроде общинного учреждения, до некоторой степени государством.
Каждая отдельная клеточка внутри ткани питает себя сама, т.е., извлекает из находящихся вокруг нее питательных жидкостей необходимую для себя часть. Поэтому, как в количественном, так и в качественном отношении, питание является результатом деятельности клеточки, при чем, разумеется, она находится в зависимости от количества и качества достижимого для нее питательного материала. Но при этом она несколько не принуждена принимать в себя все, что бы и сколько бы к ней ни притекало.
Подобно тому, как отдельная клеточка гриба или поросли берет из жидкости, в которой живет, такое количество и такого рода материал, который ей нужен для ее жизненных целей. Так и тканевая клеточка сложного организма обладает избирательными способностями, при помощи которых она известные вещества отвергает, другая же принимает и в себе усваивает. Это настоящее питание в клеточном смысле.